Черная месса - Джерард О`Нил

Кроме того адвокат точно знал, к чему ведет Коффи – воспользовавшись внезапным шоком, быстро, «по горячим следам» уговорить Флемми войти в программу защиты свидетелей и давать показания против остальных уже со стороны обвинения.

Коффи сразу ринулся вперед и сделал свой бросок. Флемми коротко отрезал: нет. «Если я для вас такой ценный кадр, то что я здесь делаю?» Фишман пытался подавить собственные, сбивающие с толку чувства. Он хотел как можно быстрее уединиться со своим клиентом. Ему требовалось решить, что делать, и вскоре он уже мысленно составлял план, который превратит «отрицательную» информацию в положительную. Поскольку ФБР, может заявить Фишман, «санкционировало» преступления, совершенные Балджером и Флемми, в обмен на информацию о преступном мире, гангстеры не могут предстать перед судом за преступления, на совершение которых у них имелось разрешение.

Этот ход станет в дальнейшем известен как «защита осведомителя», и для поддержки своего решения Флемми вскоре начал составлять письменные показания под присягой о его работе на ФБР и об обещаниях, которые, по его словам, давали ему агенты ФБР: никогда не преследовать в судебном порядке ни его, ни Балджера.

22 мая, завершая многомесячные закрытые слушания и изучение засекреченных документов, судья Вольф удовлетворил желание Кардинале назначить открытое судебное слушание доказательств. В сорокадевятистраничном постановлении Вольф заявил, что цель открытого слушания – разрешить Кардинале и остальным адвокатам защиты допросить агентов и должностных лиц ФБР на предмет отношений бюро с Балджером и Флемми, с тем чтобы суд мог решить, следует ли исключить из дела магнитофонные записи и прочие доказательства. С этой целью, заявил судья, он решил, что должен предписать министерству юстиции публично предоставить информацию, действительно ли Балджер, Флемми и остальные индивидуумы, включенные в ходатайство Кардинале, «предоставляли секретным порядком сведения для правительственных организаций».

Если правительственные организации не пожелают подчиниться его приказу, отметил Вольф, у них имеются другие варианты. Он признавал, что его постановление подрывает «общепризнанную заинтересованность правительственных организаций в извлечении максимальной пользы из неразглашения истинных личностей своих осведомителей с целью поощрить поступление от них большего количества необходимой информации». Он сказал, что временами правительственные организации «предпочитают скорее прекратить дело, чем подтвердить или опровергнуть факт наличия сотрудничающих с ними индивидуумов». Но, заключил Вольф, если правительство хочет продолжать борьбу с мафией и бандой Балджера, ему придется поделиться своими тайнами.

Вышак уговаривал Вольфа изменить решение, но судья резко отказал.

Несмотря на постановление, команда прокуроров не собиралась бросать дело. Обратной дороги не было. Вследствие этого министерство юстиции решило действовать и сделать то, чего никогда не делали федеральные должностные лица в Бостоне: 3 июня 1997 года, более чем через два десятилетия после того, как Джон Коннолли впервые обратился к Уайти, министерство признало в суде роль Балджера как долгосрочного осведомителя ФБР.

Пол Коффи произнес магические слова: «Я, Пол Коффи, находясь под присягой, даю показания и сообщаю, что в соответствии с судебным ордером от 22 мая 1997 года, я настоящим подтверждаю, что Джеймс Дж. Балджер являлся осведомителем бостонского отделения Федерального бюро расследований (ФБР)». Теперь, говорил Коффи, правительству остается только признать существование Балджера. Он объяснил, почему в случае с Балджером было принято решение отступить от строгой практики защиты конфиденциальности личности информантов. Балджер, продолжал он, «обвиняется в ведении преступной деятельности, что включает в себя совершение множественных серьезных насильственных преступлений в течение долгих лет». Череда преступлений совпадала по времени с его деятельностью как осведомителя ФБР. Более того, Балджер, в настоящее время находясь в бегах, пытается избежать ответственности за множественные совершенные им преступления. Эти факторы, объединившись, создали «уникальные и редкие обстоятельства», резюмировал Коффи, позволившие раскрыть личность Балджера с целью упрятать его за решетку. «Балджер утратил право на то, чтобы его статус информанта оставался не подлежащим разглашению».

Министерство юстиции подчинилось судебному ордеру, в полной мере понимая, что поступить так означает позволить судье Вольфу ступить на неизведанную территорию. Фэбээровские досье на Балджера были местом, которого раньше не достигала ни одна независимая инстанция вроде федерального суда. Ни один прокурор (а также ни один адвокат защиты) не представлял себе размеров коррупции, но все они остро ощущали, что рассекречивание документов ФБР повлечет тяжелые последствия. Пол Коффи именно так и сказал судье, когда они вдвоем обсуждали требование Кардинале раскрыть личности Балджера и Флемми. «Мы расценивали это, как бомбу замедленного действия».

И бомба – спустя многие-многие годы – была готова взорваться.

Глава 20. Вечеринка закончена

Дождливым зимним бостонским утром, 6 января 1998 года, наконец-то начались судебные исследования уз, соединявших Балджера и Флемми с ФБР. «Мы собрались здесь сегодня, – официально объявил судья в зале судебных заседаний номер пять федерального окружного суда, – чтобы начать слушания по ходатайству с требованием исключить из процесса некоторые результаты электронного наблюдения, а также по ходатайству мистера Балджера об отклонении обвинительного акта на основании якобы данных ему обещаний».

Юристы представлялись стоя: Фред Вышак, Брайан Келли и Джейми Герберт со стороны обвинения; Тони Кардинале, Кен Фишман, Мартин Вайнберг и Рэндольф Джойя – сторона защиты. По левой стороне, под пристальным надзором федеральных маршалов, сидели обвиняемые: первым Фрэнк Салемме в сером двубортном костюме и с красным галстуком, затем Бобби Делюка, Стиви Флемми и последним, слева от Флемми – киллер Джонни Марторано. Они сидели молча. Никто – ни сами гангстеры, ни их адвокаты, ни судья, ни кто-либо из теле-, радио- и газетных репортеров, занявших все задние скамьи, – представления не имел, что должно произойти. Никогда прежде отношения, связывавшие ФБР, Уайти Балджера и Стиви Флемми, не становились темой открытого заседания федерального суда.

Прошло уже семь месяцев после того, как в июне правительственные органы подчинились судебному ордеру, требовавшему идентифицировать Балджера, как осведомителя ФБР. Но с того поворотного момента прошли недели и месяцы, в течение которых судья и юристы готовились к слушаниям и обсуждали свои намерения, основные принципы и порядок работы. Дело о вымогательстве тянулось почти три года, но все еще оставалось на этапе предварительного производства. Но к настоящему моменту все участники уже поняли, что в рамках этого дела ничто не может происходить быстро, поскольку судья неторопливо и осторожно продвигался по неизведанному правовому полю, все глубже проникая в закулисье, внутреннюю кухню ФБР.

В течение месяцев, предшествовавших этому моменту, министерство юстиции передало адвокатам защиты сотни страниц до тех пор секретных материалов ФБР, касающихся сотрудничества ФБР с Балджером и Флемми. Кардинале, Фишман и остальные жадно изучали эти документы. «Мы начали понимать, что в них содержались новые и новые мотивы, в том числе должностные преступления работников правительственных учреждений, – говорил Кардинале. – У нас возник вопрос: если Флемми столько лет являлся информантом, то каким образом выдвинутое обвинение может представлять хоть какую-то ценность?»

Флемми со своей стороны решил, что ему уже нечего терять, и начал давать письменные показания под присягой, описывая пикантные подробности своей двойной жизни. Это был правовой эквивалент кокетства, раскрывавший некоторые сенсационные примеры прикрытия от ФБР, охватывавшего, как он утверждал, самую суть «защиты осведомителя». В одном таком заявлении Флемми говорил, что Моррис разрешил Балджеру и ему совершать любые преступления «за исключением убийства». В другом – что ФБР регулярно сливало им информацию о прочих расследованиях, включая обвинение 1995 года в вымогательстве, из которого он сейчас пытался выбраться. К концу года Фишман отточил стратегию защиты Флемми, доказывая, что тот был «наделен правом», преимущественно со стороны Морриса и Коннолли, совершать почти все те преступления, в которых его теперь обвиняют. Поскольку ФБР обещало Флемми «неприкосновенность», его нельзя судить за эти преступления.

Вышак тем временем составил со стороны обвинения ответ на разоблачения Флемми, которые теперь регулярно появлялись на первых страницах городских газет под огромными заголовками. Действия «продажных агентов», Морриса и Коннолли, утверждал Вышак, не должны отрицательно сказаться на деле о вымогательстве. Любые обещания, возможно данные ими Балджеру и Флемми, являлись незаконными, и поэтому никак не могут считаться законным «санкционированием». Вышак писал: «Внимательное изучение сторонами, а также судом, документов [касающихся осведомителей ФБР] не нашло ни единого объективного доказательства того, что Балджеру и Флемми было дано законное право совершать преступления, в которых они обвиняются».